Пустынная улица. Лисица треплет мальчика за волосы, приговаривая:
— Я тебя учил, осторожно, осторожно, осторожно открывай окно!
Снова квартира Лисицы.
Арап. У меня дело есть.
Лисица. Анна, взгляни, Петька на кухне?
Жена уходит.
Арап. Не веришь ей?
Лисица. Зачем бабе лишнее знать? Да и мальчишка у меня подслушивать любит.
Арап. Тот?
Лисица. Нет, третий после того. Тот замёрз пьяный. А этот — хорош, ловкач. Любопытен только, сукин сын, не в меру. Ну рассказывай, какое дело?
Арап. А много ты воров воспитал?
Лисица. Полсотенки наберётся, думаю…
Ночь. На улице едет извозчик, в пролётке — Лисица и Арап, на козлах рядом с извозчиком мальчик.
На углу улицы стоит извозчик. Идут полицейский и ночной сторож. Извозчик будто бы дремлет.
Полицейский. Чего торчишь тут?
Извозчик. Господина с женщиной привёз, подождать велели.
Стражи идут прочь. Сторож, оглядываясь, что-то шепчет полицейскому.
Из ворот дома, куда ушли воры, выбегает, прихрамывая, мальчик, сосёт пальцы, прячется на паперти. Высунулся из-за колонки, прислушивается.
Сторож заметил мальчика, остановился с одной стороны паперти, полицейский прошёл дальше и тоже остановился.
Сторож. Ты чего тут прячешься? Иди сюда!
Мальчуган сорвался с паперти, бежит, сторож не успел схватить его.
Мальчик на бегу пронзительно свистит. Сторож гонится за ним.
Цирк. На местах под ложами — Лисица с женой и мальчуганом с вида лет 12. Ложа над ними пустая. Объявляется антракт. Лисица — мальчику:
— Поди, попрактикуйся, Сашок.
Сашок практикуется.
По шоссе скачет батарея лёгкой артиллерии, скорым шагом идут отряды солдат, скачут всадники. Проехал генерал в автомобиле. Навстречу по обочинам шоссе тянутся крестьянские телеги и санитарные повозки, везут раненых.
Вечерний сумрак. Просёлочной дорогой двигается густая толпа людей, нагруженных узлами, едут телеги с домашней утварью, кое-где на телегах женщины с грудными и малолетними детьми. Гонят коров, коз. Сквозь шум и говор толпы слышно отдалённое буханье выстрелов, иногда они сливаются в сплошной гул. Сзади толпы, на горизонте — дым. Толпа, по преимуществу, городская, мелкое мещанство. Небольшими группами идут дети, мальчики и девочки 7–8 лет и старше, до 15. Где можно, сбегают с шоссе в стороны, останавливаются, смотрят вдаль, назад. Отстают и снова догоняют толпу.
Взрослые заняты охраной имущества, ссорами, они мало обращают внимания на детей, если дети не путаются под ногами у них; в противном случае дают ребятишкам подзатыльники, гонят прочь. Становится всё темнее, толпа исчезает во тьме.
Утро. В стороне от дороги под кустами скорчились, спят два мальчика и девочка.
Разбитая копна соломы, из неё вылезает мальчуган лет 8, протирает глаза, оглядывается, чешется, стряхивает с себя солому. Испуганно выпрямился, расшвыривает солому руками, кричит:
— Мишка, вставай! Ушли наши-то! Ах, черти. Догонять надо!
Из соломы вылезает карапуз лет шести, семи.
— А поесть — чего?
— Догоним — поедим.
Бегут.
Устало шагают по тропе среди кустов. Старший тащит маленького за руку, маленький — плачет, просит есть.
Один из мальчуганов, которые спали под кустами, стоит, хмуро поглядывая по сторонам. Будит товарища:
— Отстали мы, Егор!
Егор. Это из-за неё. Раскисла! Я тебе, Серёжа, говорил…
Сергей. Ладно, брось! Я влезу на дерево, посмотрю. Может, наши недалеко ушли.
Егор разбудил девочку, сердито говорит ей:
— Отстали из-за тебя, Анка. (Девочка лет 10, бойкая.)
— Да, как же, из-за меня! Я, что ли, войну-то затеяла?
Возвратился Сергей:
— Солдаты везде, там — скот гонят и церковь видно, а дальше пожар, дымище страшный, а — наших не видать. Ещё двое мальчиков идут…
Подошли Мишка с братом Яковом.
Сергей. Что — проспали родителей?
Анка. Тоже — родители! Потеряли эдаких маленьких.
Егор. Найдут — пороть будут.
Миша. Есть хочу!
Яков. Подождёшь.
Миша. Домой хочу!
Егор. Ты — что орёшь?
Миша. Есть хочу.
Егор. Ишь ты, какой барин!
Анка утешает, ласкает Мишу, но он отбивается от неё руками и ногами, кричит:
— Домой хочу-у!
Подошли двое солдат, один — бородатый, оборванный и грязный, другой — моложе, чище, с забинтованной правой половиной лица, смотрит только левым глазом. Расспрашивает детей.
Миша — заинтересован солдатами, успокоился, щупает приклад винтовки.
Бородатый. Значит, — всё прямо и до самой станции. Там ваши и должны быть. А
хлеба у нас нет, солдаты на войне пулями питаются. Прощевайте!
Пятеро детей идут полем, целиной. Миша сидит верхом на шее Сергея. Анка держится за руку Якова. Егор шагает сзади всех.
Старик-пастух и подпасок лет 12 гонят пяток коров. К ним подходит благообразный мещанин в кафтане, с палкой в руке, спрашивает:
— Не встречал ребятишек, мальчика с девочкой?
Пастух. Сперва я шапку сниму, поздороваюсь с тобой, после — отвечу.
Мещанин. Ну? К чему ты это?
Пастух. Теперь ты предо мной картузик сними.
Мещанин (снял картуз). Заносчив ты, старик. Видел, что ли, детей-то?
Пастух. Детей твоих я не видал.
Группа солдат. Около них группа детей, к ним присоединился ещё один, мальчик тоже лет 12, красивый, прилично одетый, но костюм его уже измят и грязен. Миша спит, положив голову на колени Анны. Егор несколько в стороне беседует с пожилым солдатом. Яков, Сергей и новенький — Казимир — едят хлеб. Чернобородый солдат, дикого вида, неподвижным взглядом жадных глаз смотрит на Анну. Молодой солдат с мягким добродушным лицом говорит Сергею: