Железнов. Тебя убить следовало, вот что! Убить, жестокое сердце твоё вырвать, собакам бросить. Замотала ты меня, запутала. Ты…
Васса. Не ври, Сергей, это тебе не поможет. И — кому врёшь? Самому себе. Не ври, противно слушать. (Подошла к мужу, упёрлась ладонью в лоб его, подняла голову, смотрит в лицо.) Прошу тебя, не доводи дело до суда, не позорь семью. Мало о чём просила я тебя за всю мою жизнь с тобой, за тяжёлую, постыдную жизнь с пьяницей, с распутником. И сейчас прошу не за себя — за детей.
Железнов (в страхе). Что ты хочешь, что тебе надо? Что?
Васса. Ты знаешь.
Железнов. Не быть этому! Нет…
Васса. Хочешь, на колени встану? Я! Перед тобой!
Железнов. Отойди. Пусти! (Пробует встать.)
Васса (нажала руками плечи его, втиснула в кресло). Прими порошок.
Железнов. Уйди…
Васса. Подумай — тебе придётся сидеть в тюрьме, потом — весь город соберётся в суд смотреть на тебя, после того ты будешь долго умирать арестантом, каторжником, в позоре, в тоске — страшно и стыдно умирать будешь! А тут — сразу, без боли, без стыда. Сердце остановится, и — как уснёшь.
Железнов. Прочь… иди! Пускай судят. Всё равно.
Васса. А — дети? А — позор?
Железнов. В монастырь попрошусь. Пускай постригут. В схимники. Под землёй жить буду, а — буду!
Васса. Глупости говоришь. Прими порошок!
Железнов (встаёт). Не… не приму. Ничего от тебя не приму…
Васса. Прими добровольно.
Железнов. А то — что? Отравишь?
Васса. Сергей, вспомни о дочерях! Им жить надо. За пакости отцов дети не платят.
Железнов. А за матерей?
Васса. Бессмысленное сказал. Пойми, Сергей, я на суде молчать не стану. Я расскажу, как ты привозил в мой дом гулящих девок, как распутничал с ними, показывал гулящим-то Наталью с Людой, скажу, как учил их вино пить…
Железнов. Врёшь! Это Прохор, брат твой, учил, Прохор.
Васса. Людмилку напугал, и оттого она вроде слабоумной, учиться не может, ни к чему не способна.
Железнов. А Наталья — вся в тебя, вся!
Васса. Так вот знай: всё скажу суду и людям!
Железнов (встал, рычит). Отойди! Страшно глядеть на тебя. Пусти. (Оттолкнул её, идёт к двери.)
Васса (за ним). Прими порошок, Сергей…
Железнов. Нет! (Вышли. В двери — Лиза, в руках её — поднос, на нём несколько штук разнообразных замков. За нею — Прохор Храпов с большим амбарным замком в руке.)
Прохор (угрюмо). Из-за чего грызлись?
Лиза. Не знаю. Слышала только, что она уговаривала его порошок принять.
Прохор. Какой порошок?
Лиза. Наверное — лекарство.
Прохор. Какое лекарство?
Лиза. Откуда мне знать — какое?
Прохор. Ну, и дура! Сергею никаких лекарств не требуется. Он здоров, как верблюд. Мы с ним до четырёх утра, всю ночь девятку ловили и коньяком питались.
Лиза. Содовый порошок, может быть.
Прохор. Ещё раз — дура! Коньяк соды не требует. Чего торчишь? Поставь замки на стол. Ничего не видишь, не знаешь. За что тебе подарки дарю?
Лиза. Подарили вы мне! Скоро всем виден будет подарок ваш.
Прохор. Лучше — я, чем Пятёркин. Передвинь кожаное кресло, от солнца кожа портится, а ему шестьдесят пять рублей цена.
Лиза. Солнцу?
Прохор. Креслу, подарок мой сестре. Солнце ничего не стоит. Погоди-ка! Ты что это? Шутки шутить? Ты не забывайся однако! Солнцу! Избаловала тебя сестра, как старая девка — кошку. Ступай к чертям! (Разглядывает бумаги на столе, чихает. Поёт на «шестый глас»
Под вечер осенью ненастной
В пустынных дева шла местах
И тайный плод любви несчастной
Держала…
Наталья (входит). Какой хороший день…
Прохор. Ещё ничего не известно, день только начался. Ты что росомахой такой бегаешь? Не причёсана… растрёпа!
Наталья. Знаешь — решили судить отца.
Прохор (испуганно). Кто сказал?
Наталья. Евгений Мельников.
Прохор (сел). Ах, чёрт… Не отвертелся, капитан. Вот те и Железновы! Вот те и Храповы, старинна честна́я фамилия! Дожили! Довёл капитан наше судно. Ой, будет срама! По смерть всем нам срама хватит.
Наталья. Может, оправдают?
Прохор. Не в этом дело! Дело в суде, в позоре. И, наверное, засудят. Теперь такая мода: ежели богат, значит — виноват. Несчастные люди — богатые! Ты пойми — не столько капитана Железнова судить будут, сколько нас, Храповых.
Наталья. Ничего нельзя сделать?
Прохор. В Америку бежать, куда все жулики скрываются.
Наталья. А — подкупить суд?
Прохор. Делали. Сестра не одну тысячу посеяла, чтобы скандал этот погасить. Полиции дано, следователю — дано. Не вышло, значит. Теперь мне городским головой — не быть, тебе с Людмилой женихов своего круга — не найти, даже и с приданым вашим. Запачкал вас папаша — сукин сын, проходимец! Эх, идиётка…
Наталья. Мать?
Прохор. Ну да.
Наталья. Она — не идиотка.
Прохор. А на кой чёрт лезла замуж за капитана этого? Почти на двадцать лет старше её.
Наталья. Вы уговаривали. Он приятель ваш.
Прохор. Я, я? Я — человек… не от мира сего! Да, я — добродушный. Артист в натуре. Я, молодой, мечтал в оперетке комиков играть. А он… по морям плавал! Эка важность! Мало ли дерьма по морям-то плавает!
Наталья. Она его любила?
Прохор. А поди ты к чёрту! Это не любовь, ежели от своего стада девка отбивается. Это — безумство! Ежели дворяне на цыганках, на актрисах женились — это нашему сословию не пример, не указ!