— Что, — погубил человека?
Старуха грозит палкой.
Староста смотрит исподлобья на людей, они всё ближе подвигаются к нему; возможно — сейчас его ударят, начнут бить.
В улицу въезжает коляска, запряжённая парой лошадей; в коляске — юнкер, дама, они встали, смотрят на удавленника, на толпу; юнкер смотрит так, как будто ищет и ждёт: когда и кому надо аплодировать? Бабы ведут под руки жену самоубийцы, она бьётся в их руках, боясь взглянуть на труп. Один из мужиков рассказывает юнкеру о происшествии; юнкер говорит даме своей:
— Оказывается, это — драма.
Внимательно и брезгливо наблюдая за женою самоубийцы, дама говорит:
— Но на сцене, в театре движения и жесты этой женщины были бы неестественны и даже неприличны.
— Разумеется. Вообще, это — люди для неприличных трагикомедий. Кучер, пошёл!
Едут дальше.
Отвлечённые появлением коляски, люди несколько успокоились. Какая-то женщина предлагает старосте воду в ковше, он, отстраняя её руку, сурово смотрит на жену самоубийцы, она — в стороне, среди женщин, издевающихся над нею. Староста шагнул вперёд, говорит мужикам:
— Отказываюсь от лугов в вашу пользу. Вижу — смутил меня дьявол.
Медленно уходит в дом; среди мужиков радостное удивление, один из них, указывая на самоубийцу, говорит:
— Не напрасно, значит, жизни решился.
Вечер. У ворот старосты — труп, покрытый рогожами или рядном . Перед крыльцом — мужики, бабы, мальчишки. На ступенях крыльца — полицейский чиновник — становой пристав , сзади его — стол, за столом писарь пишет протокол допроса. Староста стоит пред полицейским, говорит, указывая на жену самоубийцы:
— Я её насильно заставил жить со мной, она не виновата…
Полицейский отдаёт приказ арестовать его; мужики берут старосту под руки, уводят. Полицейский грозит пальцем женщине, кричит на неё, она стоит, искоса глядя вслед арестованному; лицо её — тупо, но из глаз катятся слёзы.
Ночь. Изба для арестованных, полускрытая деревьями; в стене — маленькое квадратное окно, его снаружи перекрещивают две нетолстые железные полосы. У двери сидит и спит мужик-сторож, на коленях у него — палка. В окне показывается рука, пробуя крепость прутьев железа, разгибает, отрывает их, — появляется лицо старосты. Среди деревьев — женщина, с камнем в руке, она показывает старосте камень, указывая другою рукой на сторожа. Староста делает запрещающие жесты, лицо его скрывается, он выламывает косяк окна, расширяя его.
Среди деревьев — староста и жена самоубийцы, она хватает его за руку, за плечо, говорит:
— Не оставляй меня тут! Подумай — что со мной будет?
— А — со мной что будет?
Скрывается в деревьях. Женщина смотрит вслед ему, оглянулась вокруг, идёт куда-то.
Дорога, уходящая глубоко вдаль. Пустынное поле. Идёт странник с котомкой за плечами, с палкой в руке, у пояса — жестяной чайник и котелок, он одет совершенно так же, как странник первой картины, но это — староста, Лука.
Маленькая комната, окно в сад; койка, полка книг, под нею — стол, на столе тоже книги, лампа, на стенах — репродукции картин. Вечер. У окна сидит телеграфист Сатин, 23–25 лет, увлечённо читает книгу, на нём белая тужурка. Поднимает голову; лицо — взволнованное, это лицо мечтателя. Он говорит, восторженно улыбаясь, как человек, который нашёл истину:
— Да, всё — в человеке, всё — для человека.
Стук в дверь.
— Войдите!
Входит домохозяйка, бедно, но прилично одетая женщина с усталым, печальным лицом; Сатин — встаёт, вежливо подвигает ей стул, она жестом отказывается сесть, говорит:
— Должна снова предупредить вас: завтра дом и всё имущество моё продадут с аукциона и я, с дочерью, буду выброшена на улицу.
Уходит. Сатин, задумчиво и точно проснувшись, потирает щёки, глаза, потом смотрит в сад.
В саду, по дорожке, нервно ходит девочка, хромая, на костыле, ей — лет 17–18. Обняла ствол дерева, прижалась к нему, плачет.
Сатин ходит по комнате, возбуждён, хочет закурить, в коробке нет спичек, с гневом бросает её на пол, надел фуражку, уходит.
Задумчиво сидит в аллее городского сада, на скамье; в пальцах левой руки — незажжённая папироса. Идут: юнкер — Барон — под руку с его дамой, юнкер курит. Приподняв фуражку, Сатин просит огня; пренебрежительно взглянув на него, юнкер бросает свою папиросу к ногам Сатина. Сатин — возмущён, гневно наступил ногою на дымящуюся папиросу, бросил свою, сжал кулаки, шагнул вслед юнкеру, но остановился, махнув рукою. Снова сел, вынул из кармана деньги, считает.
Игорный дом. Сатин играет, за столом с ним фатоватый актёр, полупьяный тучный человек и вороватый мещанин, лет сорока, — Костылёв «На дне» должен напомнить о нём. Тучный человек ведёт себя хвастливо, зажигает от огня свечи крупный кредитный билет, закуривает от него папиросу. Сатин видит это, хмурится, пред ним возникает хромая девушка, плачущая в саду. (Повторить картину. [Прим. авт.]) Он смотрит на партнёров ненавидящими глазами. Он много выиграл, пред ним куча кредитных билетов. Человек, похожий на Костылёва, незаметно сбрасывает рукавом деньги Сатина на колени себе, потом ставит их как свои.
Игра — азартна, все, кроме тучного, возбуждены. Актёр проигрывает, вороватый человечек — тоже. К тучному подходит дама сомнительных достоинств, курит, щурится, кладёт ему руку на плечо, но делает глазки Сатину, он смотрит на неё сурово. Все — пьют; подносит вино лысый лакей с уродливым лицом.