Том 18. Пьесы, сценарии, инсценировки 1921-1935 - Страница 27

Алексей. С удовольствием! (Танцует с ней.)

Шура. Может быть, я совсем не нравлюсь вам, Тятин?

Тятин. А зачем вы хотите знать это?

Шура. Надо. Интересно.

Алексей. Ты что мямлишь? Она замуж за тебя напрашивается. Теперь все девицы торопятся быть вдовами героев. Ибо — паёк, ореол и пенсия.

Антонина. Он уверен, что это остроумно!

Алексей. Пойду по своей стезе. Тонька, проводи меня до прихожей.

Антонина. Не хочу!

Алексей. Мне нужно. Серьёзно, идём!

Антонина. Наверное, какая-нибудь глупость.

Шура. Тятин, вы — правдивый человек?

Тятин. Нет.

Шура. Почему?

Тятин. Невыгодно.

Шура. Если вы так говорите, — значит, вы правдивый. Ну, теперь скажите сразу: вам советуют свататься ко мне?

Тятин (закуривая, не сразу). Советуют.

Шура. А вы понимаете, что это плохой совет?

Тятин. Понимаю.

Шура. Да, вы… Вот не ожидала! Я думала, вы…

Тятин. Скверно думали, должно быть?

Шура. Нет, вы… замечательный! А может быть, вы — хитрый, да? Вы играете на правду? Чтобы околпачить меня?

Тятин. Это мне — не по силам. Вы — умная, злая, озорная, совсем как ваш отец; по совести говоря — я вас боюсь. И рыжая вы, как Егор Васильевич. Вроде пожарного факела.

Шура. Тятин, вы — молодец! Или — страшная хитрюга…

Тятин. И лицо у вас — необыкновенное…

Шура. Это — о лице — для смягчения удара? Нет, вы хитрый!

Тятин. Думайте как хотите. По-моему, вы обязательно сделаете что-нибудь… преступное! А я привык жить кверху лапками — знаете, как виноватые кутята…

Шура. В чём виноватые?

Тятин. Не знаю. В том, что кутята, и — зубов нет, укусить не могут.

Антонина (входит). Дурак Алёшка страшно больно дёрнул меня за ухо. И деньги отобрал, как жулик! Знаешь, он сопьётся, это — наверное! Мы с ним такие никчемушные, купеческие дети. Тебе — смешно?

Шура. Тоня, — забудь всё плохое, что я тебе говорила о нём!

Антонина. О Тятине? А — что ты говорила? Я не помню.

Шура. Ну, что он свататься хочет ко мне.

Антонина. Почему это плохо?

Шура. Из-за денег.

Антонина. Ах, да! Ну, это — свинство, Тятин!

Шура. Жаль, не слышала ты, как он отвечал на мои вопросные слова.

Антонина. Варумные слова . Помнишь «Варум» Шуберта?

Тятин. Разве Шуберта?

Антонина. Варум очень похоже на птицу марабу, такая мрачная птица… в Африке.

Шура. Что ты сочиняешь?

Антонина. Я всё больше люблю страшное. Когда страшно, то уже — не скучно. Полюбила сидеть в темноте и ждать, что приползёт огромный змей…

Тятин (усмехаясь). Это — который был в раю?

Антонина. Нет, страшнее.

Шура. Ты — занятная. Всегда выдумываешь что-нибудь новое, а все говорят одно и то же: война — Распутин — царица — немцы, война — революция…

Антонина. Ты будешь актрисой или монахиней.

Шура. Монахиней? Ерунда!

Антонина. Это очень трудно быть монахиней, нужно играть всегда одну роль.

Шура. Я хочу быть кокоткой, как Нана у Золя.

Тятин. Вот как вы говорите! Ф-фу!

Шура. Мне — развращать хочется, мстить.

Тятин. Кому? За что?

Шура. За то, что я — рыжая, за то, что отец болен… за всё! Вот когда начнётся революция, я развернусь! Увидишь.

Антонина. Ты веришь, что будет революция?

Шура. Да! Да!

Тятин. Революция — будет.

Глафира. Шура, приехала мать Мелания, Егор Васильевич хочет принять её здесь.

Шура. Ух — тётка! Бежим ко мне, дети! Тятин, — вы очень уважаете вашего брата?

Тятин. Он мне — двоюродный.

Шура. Это не ответ.

Тятин. Кажется — родственники вообще мало уважают друг друга.

Шура. Вот это — ответ!

Антонина. Бросьте говорить о скучном.

Шура. Вы очень смешной, Тятин!

Тятин. Ну, что ж делать?

Шура. И одеваетесь вы смешно.

(Ушли. Глафира отпирает дверь, скрытую драпировкой. В дверях, куда ушла молодёжь, — Булычов. Медленно и важно входит игуменья Meлания, с посохом в руке. Глафира стоит, наклоня голову, придерживая драпировку.)

Мелания. Ты всё ещё здесь трёшься, блудодейка? Не выгнали тебя? Ну, скоро выгонят.

Булычов. Ты тогда в монахини возьми её, у неё — деньги есть.

Мелания. А-а, ты — здесь? Ой, Егор, как тебя перевернуло, помилуй бог!

Булычов. Глаха, закрой двери да скажи, чтоб сюда не лезли. Садись… преподобная! Об каких делах поговорим?

Мелания. Не помогают доктора-то? Видишь: господь терпит день, терпит год и век…

Булычов. О господе — после, давай сначала о деле. Я знаю, о деньгах твоих говорить приехала.

Мелания. Деньги не мои, а — обители.

Булычов. Ну — всё едино: обители, обидели, грабители. Тебя чем деньги беспокоят? Боишься — умру — пропадут?

Мелания. Пропасть они — не могут, а не хочу, чтоб в чужие руки попали.

Булычов. Так, вынуть хочешь из дела? Мне — всё равно — вынимай. Но — гляди — проиграешь! Теперь рубли плодятся, как воши на солдатах. А я — не так болен, чтобы умереть…

Мелания. Не ведаем ни дня, ни часа, егда приидет смерть. Завещание-то духовное-то написал?

Булычов. Нет!

Мелания. Пора. Напиши! Вдруг — позовёт господь…

Булычов. А зачем я ему?

Мелания. Дерзости свои — оставь! Ты — знаешь, слушать их я не люблю, да и сан мой…

Булычов. А ты — полно, Малаша! Мы друг друга знаем и на глаз и на ощупь. Деньги можешь взять, у Булычова их — много!